Холост и безнадёжен.© All you need is Love © [раньше я был F.grass_hoper]
Название: Скоро всё закончится
Автор: FluchSchmetterling
Фандом: Pandora Hearts
Пейринг: Винсент / Гилберт
Рейтинг: PG
Дискламер: взял поиграться.
читать дальше«Братец!.. Не уходи!..»
Винсенту шесть, на улице идет снег, его лихорадит, и сквозь неплотно сомкнутые веки он видит возвышающегося над ним Гилберта: губы поджаты, брови страдальчески сходятся на переносице. Губы дрожат.
Винсент знает и обостренным лихорадкой бессознательным чувствует, какой выбор Гилберт пытается сделать. Как часто он уже пытался сделать этот выбор.
«Братец… если ты уйдешь, я не обвиню тебя. Тебе так будет лучше».
И всё равно, Винсент боится, панически боится, что Гилберт уйдёт и больше не вернется. И, презирая себя, не имея права на подобное, мысленно тихо просит: «Братец, не уходи, я ведь так тебя люблю… нет, нет! Уходи! Я ведь люблю тебя… уйди от меня».
Гилберт отворачивается, а Винсенту хочется рассмеяться, и он смеется. Только вместо смеха их горла вырывается кашель. Гилберт сжимает кулаки и бросается к нему, крепко прижимая к себе, укутывая обоих в поношенное, выброшенное кем-то пальто, пытается согреть своим телом, гладит по голове, успокаивая, словно пытаясь искупить свой порыв к бегству. И не слышит, как счастливый и одновременно остро несчастный Винсент шепчет ему в грудь: «Прости, прости… прости, братец, прости…»
Винсент клянется себе, что научится защищать, научится убивать и убьет всех, кто посмеет лишь подумать о том, как навредить брату.
«Братец!.. Где ты, братец?..»
Винсенту семь, но на самом деле сто семь, хоть он об этом еще не знает. У него снова лихорадка, он мечется в незнакомой постели; он видит кошмар: кровь, везде кровь, везде убитые люди; запах гари, пламя пожирает прекрасные гобелены…
«Это из-за меня?.. Нет… нет… Я не виноват, не виноват!.. Я всё сделал верно, правда?.. Братец… братец жив, братец – это братец, всё правильно! И я не виноват, нет!»
Он ощущает чужие аккуратные прикосновения, пытается поймать рукой руку, положившую ему на лоб прохладную влажную тряпицу, и зовет:
– Братец!
Но с первым прикосновением к незнакомой руке отталкивает её: нет. С трудом открывает глаза – изображение плывет – и видит какую-то чужую женщину, вероятно, служанку.
И вспоминает. И хохочет. Исступленно, задыхаясь, помня, что хохотал так же там, в Бездне. С удовольствием мазохиста.
И в тот же вечер, не дожидаясь, пока жар спадет, просит аудиенции у герцога Найтрея.
«Старший брат! Я так скучал по тебе!»
Винсенту четырнадцать, и его брат наконец отыскался. Он смотрит на потерянного мрачного мальчишку и не может поверить. Гил изменился. Гил стал чужим Гилом. Но чужой не знал, что Гил на самом деле – его. Винсент бросается к нему, наплевав на всё, улыбается так, что скулы сводит, чувствуя, что может умереть от счастья, берет брата за руки, смотрит в глаза.
– Ты ведь помнишь меня, старший брат, да? Я так по тебе скучал, я боялся, что больше никогда не найду тебя.
Гилберт недоуменно глядит на него, как на совершенно незнакомого человека. Винсенту больно и смешно, ему почему-то всегда неудержимо смешно, когда больно, но сейчас он сдерживается. Отпускает руки Гилберта, вцепляется в плечи и прижимается к нему в крепком объятии, утыкаясь носом в плечо, вдыхая такой родной, но неуловимо изменившийся запах брата, вышептывает, задыхаясь:
– Это я, я, братец, мне очень жаль, это всего лишь я… Ты ведь помнишь, старший брат? Я так тебя люблю, я так по тебе скучал…
Руки Гилберта вздрагивают. Он скашивает глаза на золотистые растрепанные волосы, и, словно ото сна очнувшись, произносит знакомое имя. Он будто никогда его не забывал:
– Вин…сент?..
Руки смыкаются за спиной Винсента, и Гилберт обнаруживает себя крепко обнявшим заново обретенного брата, слушающим его сбивчивый монолог, гладящим его по голове. Когда-то так уже было. И ему не по себе. В младшем брате что-то едва заметно поменялось. Ему это не нравится.
«Ты такой милый, старший брат».
Винсенту почти пятнадцать, и он любит наблюдать за тем, как Гилберт учится стрелять. У него сосредоточенной лицо, сошедшиеся на переносице брови. Такой старательный. Пуля за пулей, по несколько часов в день. Гилберт не слишком талантливый, в отличие от самого Винсента, у которого многое выходит легко, зато упорства ему не занимать.
Ради того, чтобы подольше полюбоваться на брата и чтобы тому не было слишком обидно, Винсент иногда специально промахивается.
– Не очень-то у меня получается, старший брат, – смеется он.
Не задумываясь о том, что Гилберт видит все его ухищрения и находит их довольно странными.
«Мой любимый старший брат, я убью любого, кто захочет причинить тебе вред».
Винсенту двадцать один, и его руки по локоть в крови. В августейшей крови Найтреев. Но совесть совсем не мучает, и страха тоже нет: чего ему бояться, он уже был на самом дне. А эти… Эти хотели избавиться от брата только потому, что тот, приёмный, претендовал на контракт с Вороном. Эти… – ножницы взлетают и распарывают брюхо ни в чём не повинного плюшевого зайца. Эти… – уголки рта презрительно дергаются.
Эти глупцы.
Как же славно их головы летели с плеч! Спасибо милой Деймос, с которой ему удалось заключить нелегальный контракт.
А с остальными двумя… Над ними постарался кто-то еще. Не то чтобы Винсента это беспокоило. Любимый брат теперь в относительной безопасности и вне подозрений. Но как бы он злился, если бы узнал, чьих рук дело эта бойня! Каким бы непониманием и яростью светились его медовые глаза!..
Винсент засыпает, не успев додумать мысль и допотрошить зайца. Над головой его парит Соня, которую он тоже по-своему любит, несмотря на такой побочный эффект. Милая безобидная Соня, благодаря ей ему больше не снятся кровавые кошмары из его прошлого.
«Мой милый, гордый, наивный старший братец. Мой Гилберт».
Винсенту двадцать два, и он использовал свою официальную цепь в личных целях. А ведь Гилберт всего лишь хотел без лишнего шума забрать некоторые из своих вещей. Вместо этого он лежит на кровати и спит – мир так жесток! Если ты не доверяешь своему младшему брату, то не позволяй ему прикасаться к себе.
Винсент с нежностью обводит рукой контур лица Гилберта, гладит по носу, касается пальцами губ. В груди раздражающе щемит, но смеяться не хочется, даже странно. И плакать не хочется. Хочется просто смотреть на спящего брата и не быть. Никогда не быть.
– Если бы не было меня, мать бы тебя не бросила, – говорит Винсент и зарывается носом в темную челку. – Если бы не было меня, возможно, Глен не сделал бы тебя своим новым телом, – обхватывает ладонями лицо. – Если бы не было меня, – вздрагивает и заканчивает фразу по-другому, – ты бы не прошел через Бездну.
Щемящее чувство в груди невозможно терпеть, а как избавиться от него, Винсент не знает. Разноцветными глазами жадно вглядывается в сомкнутые веки Гилберта, слегка касается губами его губ и прижимается, положив голову на его плечо. Винсента затягивает в сон, но он успевает пробормотать:
– Я тебя так люблю, мой Гилберт… Мой дорогой старший брат… Ради тебя я сотру свое существование… всё ради тебя…
Наутро Гилберт, конечно, ругается, а Винсент тискает Эхо у себя на коленях и со снисходительной полуулыбкой вслушивается в его голос.
«Прости, мой дорогой брат, потерпи еще немного. Скоро ты даже не вспомнишь, что я когда-то был».
Винсенту двадцать три, и их с братом пути окончательно разошлись к разным баррикадам. Ах, сколько гнева было в прекрасных глазах Гилберта! Сколько презрения!
«Милый Гилберт, что, убедился, что Шляпник был прав, относясь ко мне несколько предвзято? Жалеешь, что я твой брат, да?»
Винсенту двадцать три, а юному наследнику Глена Баскервилля шестнадцать, и они, кажется, отлично понимают друг друга. Приносящие боль дорогим людям одним своим существованием.
Гилберт прожигается его взглядом, а он стоит за спиной Лео и улыбается, опустив взгляд: в груди щемит, вдруг заметит через глаза?
«Мой любимый старший брат, злись, проклинай, ненавидь меня. Потерпи еще немного. Скоро всё закончится».
Автор: FluchSchmetterling
Фандом: Pandora Hearts
Пейринг: Винсент / Гилберт
Рейтинг: PG
Дискламер: взял поиграться.
читать дальше«Братец!.. Не уходи!..»
Винсенту шесть, на улице идет снег, его лихорадит, и сквозь неплотно сомкнутые веки он видит возвышающегося над ним Гилберта: губы поджаты, брови страдальчески сходятся на переносице. Губы дрожат.
Винсент знает и обостренным лихорадкой бессознательным чувствует, какой выбор Гилберт пытается сделать. Как часто он уже пытался сделать этот выбор.
«Братец… если ты уйдешь, я не обвиню тебя. Тебе так будет лучше».
И всё равно, Винсент боится, панически боится, что Гилберт уйдёт и больше не вернется. И, презирая себя, не имея права на подобное, мысленно тихо просит: «Братец, не уходи, я ведь так тебя люблю… нет, нет! Уходи! Я ведь люблю тебя… уйди от меня».
Гилберт отворачивается, а Винсенту хочется рассмеяться, и он смеется. Только вместо смеха их горла вырывается кашель. Гилберт сжимает кулаки и бросается к нему, крепко прижимая к себе, укутывая обоих в поношенное, выброшенное кем-то пальто, пытается согреть своим телом, гладит по голове, успокаивая, словно пытаясь искупить свой порыв к бегству. И не слышит, как счастливый и одновременно остро несчастный Винсент шепчет ему в грудь: «Прости, прости… прости, братец, прости…»
Винсент клянется себе, что научится защищать, научится убивать и убьет всех, кто посмеет лишь подумать о том, как навредить брату.
«Братец!.. Где ты, братец?..»
Винсенту семь, но на самом деле сто семь, хоть он об этом еще не знает. У него снова лихорадка, он мечется в незнакомой постели; он видит кошмар: кровь, везде кровь, везде убитые люди; запах гари, пламя пожирает прекрасные гобелены…
«Это из-за меня?.. Нет… нет… Я не виноват, не виноват!.. Я всё сделал верно, правда?.. Братец… братец жив, братец – это братец, всё правильно! И я не виноват, нет!»
Он ощущает чужие аккуратные прикосновения, пытается поймать рукой руку, положившую ему на лоб прохладную влажную тряпицу, и зовет:
– Братец!
Но с первым прикосновением к незнакомой руке отталкивает её: нет. С трудом открывает глаза – изображение плывет – и видит какую-то чужую женщину, вероятно, служанку.
И вспоминает. И хохочет. Исступленно, задыхаясь, помня, что хохотал так же там, в Бездне. С удовольствием мазохиста.
И в тот же вечер, не дожидаясь, пока жар спадет, просит аудиенции у герцога Найтрея.
«Старший брат! Я так скучал по тебе!»
Винсенту четырнадцать, и его брат наконец отыскался. Он смотрит на потерянного мрачного мальчишку и не может поверить. Гил изменился. Гил стал чужим Гилом. Но чужой не знал, что Гил на самом деле – его. Винсент бросается к нему, наплевав на всё, улыбается так, что скулы сводит, чувствуя, что может умереть от счастья, берет брата за руки, смотрит в глаза.
– Ты ведь помнишь меня, старший брат, да? Я так по тебе скучал, я боялся, что больше никогда не найду тебя.
Гилберт недоуменно глядит на него, как на совершенно незнакомого человека. Винсенту больно и смешно, ему почему-то всегда неудержимо смешно, когда больно, но сейчас он сдерживается. Отпускает руки Гилберта, вцепляется в плечи и прижимается к нему в крепком объятии, утыкаясь носом в плечо, вдыхая такой родной, но неуловимо изменившийся запах брата, вышептывает, задыхаясь:
– Это я, я, братец, мне очень жаль, это всего лишь я… Ты ведь помнишь, старший брат? Я так тебя люблю, я так по тебе скучал…
Руки Гилберта вздрагивают. Он скашивает глаза на золотистые растрепанные волосы, и, словно ото сна очнувшись, произносит знакомое имя. Он будто никогда его не забывал:
– Вин…сент?..
Руки смыкаются за спиной Винсента, и Гилберт обнаруживает себя крепко обнявшим заново обретенного брата, слушающим его сбивчивый монолог, гладящим его по голове. Когда-то так уже было. И ему не по себе. В младшем брате что-то едва заметно поменялось. Ему это не нравится.
«Ты такой милый, старший брат».
Винсенту почти пятнадцать, и он любит наблюдать за тем, как Гилберт учится стрелять. У него сосредоточенной лицо, сошедшиеся на переносице брови. Такой старательный. Пуля за пулей, по несколько часов в день. Гилберт не слишком талантливый, в отличие от самого Винсента, у которого многое выходит легко, зато упорства ему не занимать.
Ради того, чтобы подольше полюбоваться на брата и чтобы тому не было слишком обидно, Винсент иногда специально промахивается.
– Не очень-то у меня получается, старший брат, – смеется он.
Не задумываясь о том, что Гилберт видит все его ухищрения и находит их довольно странными.
«Мой любимый старший брат, я убью любого, кто захочет причинить тебе вред».
Винсенту двадцать один, и его руки по локоть в крови. В августейшей крови Найтреев. Но совесть совсем не мучает, и страха тоже нет: чего ему бояться, он уже был на самом дне. А эти… Эти хотели избавиться от брата только потому, что тот, приёмный, претендовал на контракт с Вороном. Эти… – ножницы взлетают и распарывают брюхо ни в чём не повинного плюшевого зайца. Эти… – уголки рта презрительно дергаются.
Эти глупцы.
Как же славно их головы летели с плеч! Спасибо милой Деймос, с которой ему удалось заключить нелегальный контракт.
А с остальными двумя… Над ними постарался кто-то еще. Не то чтобы Винсента это беспокоило. Любимый брат теперь в относительной безопасности и вне подозрений. Но как бы он злился, если бы узнал, чьих рук дело эта бойня! Каким бы непониманием и яростью светились его медовые глаза!..
Винсент засыпает, не успев додумать мысль и допотрошить зайца. Над головой его парит Соня, которую он тоже по-своему любит, несмотря на такой побочный эффект. Милая безобидная Соня, благодаря ей ему больше не снятся кровавые кошмары из его прошлого.
«Мой милый, гордый, наивный старший братец. Мой Гилберт».
Винсенту двадцать два, и он использовал свою официальную цепь в личных целях. А ведь Гилберт всего лишь хотел без лишнего шума забрать некоторые из своих вещей. Вместо этого он лежит на кровати и спит – мир так жесток! Если ты не доверяешь своему младшему брату, то не позволяй ему прикасаться к себе.
Винсент с нежностью обводит рукой контур лица Гилберта, гладит по носу, касается пальцами губ. В груди раздражающе щемит, но смеяться не хочется, даже странно. И плакать не хочется. Хочется просто смотреть на спящего брата и не быть. Никогда не быть.
– Если бы не было меня, мать бы тебя не бросила, – говорит Винсент и зарывается носом в темную челку. – Если бы не было меня, возможно, Глен не сделал бы тебя своим новым телом, – обхватывает ладонями лицо. – Если бы не было меня, – вздрагивает и заканчивает фразу по-другому, – ты бы не прошел через Бездну.
Щемящее чувство в груди невозможно терпеть, а как избавиться от него, Винсент не знает. Разноцветными глазами жадно вглядывается в сомкнутые веки Гилберта, слегка касается губами его губ и прижимается, положив голову на его плечо. Винсента затягивает в сон, но он успевает пробормотать:
– Я тебя так люблю, мой Гилберт… Мой дорогой старший брат… Ради тебя я сотру свое существование… всё ради тебя…
Наутро Гилберт, конечно, ругается, а Винсент тискает Эхо у себя на коленях и со снисходительной полуулыбкой вслушивается в его голос.
«Прости, мой дорогой брат, потерпи еще немного. Скоро ты даже не вспомнишь, что я когда-то был».
Винсенту двадцать три, и их с братом пути окончательно разошлись к разным баррикадам. Ах, сколько гнева было в прекрасных глазах Гилберта! Сколько презрения!
«Милый Гилберт, что, убедился, что Шляпник был прав, относясь ко мне несколько предвзято? Жалеешь, что я твой брат, да?»
Винсенту двадцать три, а юному наследнику Глена Баскервилля шестнадцать, и они, кажется, отлично понимают друг друга. Приносящие боль дорогим людям одним своим существованием.
Гилберт прожигается его взглядом, а он стоит за спиной Лео и улыбается, опустив взгляд: в груди щемит, вдруг заметит через глаза?
«Мой любимый старший брат, злись, проклинай, ненавидь меня. Потерпи еще немного. Скоро всё закончится».
-
-
11.08.2011 в 04:24-
-
16.09.2011 в 18:43-
-
16.09.2011 в 21:53Г.р.а.ф.
Благодарю за отзывы)
-
-
28.11.2011 в 17:19