Автор: terra inc
Бета: misaki – по большей части; кое-где – сама себе бета.
Фендом: Сердца Пандоры
Рейтинг: R, местами – NC-17
Пейринг: Гил/Оз, Брейк/Шэрон, Оскар Безариус – основные. Кто еще - будет понятно в процессе, пока это часть интриги. Ну и пару второстепенных ОП.
Жанр: romance, humour, аngst, приключения… может, и еще что-то кто-то усмотрит…
Размер: макси (!!?? – сама в шоке…)
Статус: хе-хе… процесс пошел, и не мне его останавливать…
Саммари: Оз в отчаянии: его телохранитель – мрачная личность, не дающая ему жить так, как хочется. Выход он видит только в направлении телохранителя к психотерапевту – для развития эмоциональности. Однако... результаты этого невинного в общем-то действа превосходят все ожидания. А параллельно вокруг Дома Безариусов происходит множество мелких происшествий, имеющих лишь одно общее – время для них пришло...
Приквел: «Приманка для убийцы»
Права на размещение и публикацию: ну, какие у меня могут быть права? Одни обязанности…
Предупреждения:
* Прежде всего – СЛЭШ!!! Гил – гомосексуалист, Оз – бисексуал. Неприемлющим… ну, и далее по тексту.
* Ненормативная лексика – чем дальше, тем больше…
читайте! ибо если нет - я не виновата...
* Махровое АУ!!! Мир можно воспринимать, как альтернативную реальность с уклоном в наше время. Никаких цепей, магии и прочего-разного сверхъестественного.
* Можно обнаружить временные или логические нестыковки – поскольку я сейчас вписываю многие части просто на ходу. Пишите, буду исправлять.

* Много околонаучных диалогов и просто мыслей с уклоном в психологию и самокопание!
* Оз младше Гила на 6 лет с хвостиком: на начало повествования им - почти 18 и 24 года ровно, соответственно. Оскару - 29, Брейку примерно 32 – ибо разве он признается?..
* А вот характеры я постаралась передать во всей их характерности… 8)) Однако… по ходу они совершенно самостоятельно эволюционируют в разные стороны!..
От автора: это моя проба пера, primum est. Я ничего не сочиняла – все написанное само захотело появиться.
посвящение и благодарности
А произошло это благодаря RishaVStrangе, рассказывая которой о мире Пандоры я настолько погрузилась в него, что уже он завладел мной – полностью, без остатка… Поэтому Ри этот фик, собственно, и посвящается. Солнышко, спасибо тебе за долгие беседы по переписке и твою восторженность, которая и стала, видимо, катализатором моего необычного порыва...
Отдельная благодарность моей бете misaki, которая, будучи чрезвычайно занятым и творческим при этом человеком, нашла время и желание для того, чтобы привести мои словесные излияния в вид, оптимальный для восприятия. Благодаря твоей скрупулезности и убедительности у меня стало гораздо меньше запятых, дорогая…

ПРОШУ ОБРАТИТЬ ВАШЕ ВНИМАНИЕ! Так случилось, что, разместив первую часть, в результате общения с читателями и бетой я практически полностью пересмотрела концепцию своего произведения. И, хоть по выражению моей беты, я «что вижу, то пою», но пришла к выводу, что и в этом случае хочу не моно-мелодию, а полноценный симфонический оркестр, так сказать. Уж простите за «скромность»…

В этой связи благодарю также Эссель, которая не пожалела своего времени и глубоких знаний о мире Пандоры. Именно благодаря ей в большой степени вы видите все те части, которые обозначены как Suspendisse trans (которые, к слову сказать, воздействию беты не подверглись; так что - если что, она не виновата…).
Ну, с богами! Поехали…
*ОБЩАЯ МУЗЫКАЛЬНАЯ ТЕМА К ФИКУ:
*Цитата из Ветхого Завета (Екклесиаст, 3): ”Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное; время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать; время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий; время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать; время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить; время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру”.
Пролог и главы 1 и 2 здесь: pandora-hearts.diary.ru/p176714839.htm
Главы 3 и 4 здесь: pandora-hearts.diary.ru/p177024048.htm
Глава 5
Глава пятая,
в которой Гила побуждают вывернуть душу наизнанку, а Брейк устраивает эмоциональный стриптиз
Ровно через неделю после своего первого визита Гилберт, сопроводив Оза в колледж, опять стоял у двери своего психотерапевта. Он немного помедлил, нажал кнопку звонка и усмехнулся.
«Прошла всего неделя, а в моей жизни изменилось столько всего, сколько раньше не менялось и за год» - подумал Гил.
Как раз этот момент выбрал Зарксис для того, чтобы открыть дверь.
- О! Господин Найтрей пожаловали! Как настроеньице? – весело протянул он, окинул молодого человека взглядом, и тут же перебил сам себя:
- Можешь даже не отвечать, Гилберт, я и так вижу, что - прекрасно. Твой новый стиль мне нравится гораздо больше прежнего.
Найтрей, который сегодня, скрепя сердце, решился оставить дома свой плащ, и потому стоял перед Брейком в серой водолазке, джинсах и шляпе (нет-нет, без шляпы – это было бы чересчур!), смутился. Брейк с удовольствием еще раз его осмотрел с головы до ног и повернулся, приглашая.
Гил вошел, и они молча направились в домашний кабинет, в котором Брейк вел прием. Эмили семенила рядом с ними, то забегая вперед, то отставая. Глядя на это тонконогое лопоухое недоразумение, Гилберт ухмыльнулся, вспомнив свой первый визит. Глазастый Брейк заметил и взгляд, и эту ухмылку; и подмигнул Найтрею, показывая, что тоже помнит свою знатную «шутку». Конечно, шутка на самом деле таковой не являлась – просто Брейк был основателем провокативно-стрессовой терапии и верно следовал всем ее постулатам (которые сам и придумал, однако ухитрился подтвердить их научность у самых первых научных умов столицы)*, и вся сцена, с самого начала задуманная специально для Гилберта, была научно обоснована и имела вполне конкретные цели и задачи. Но Найтрею знать об этом было, конечно же, совсем не обязательно.
Они удобно устроились в кабинете: Брейк – на углу стола, болтая ногами, а Гилберт – в кресле у дальней стены, что позволяло ему контролировать дверь и окно одновременно. Не то чтобы он сделал это осознанно; скорее, сказались инстинкты Рэйвена.
Несколько минут мужчины молчали. Найтрей адаптировался к обстановке, Зарксис удачно делал вид, что не обращает на него никакого внимания, меланхолично поедая конфеты из вазочки на столе.
Наконец, Гилберт кашлянул и сказал:
- Я… писал дневник - как вы сказали, господин Брейк. И мы с Озом делали упражнения…
Брейк мгновенно, хоть и внешне незаметно, «сделал стойку»: раньше Найтрей называл Оза исключительно «мой господин» или «молодой господин», но никак не по имени, даже если говорил абсолютно отвлеченно. Брейк, естественно, обратил внимание на изменения в одежде Гила - поскольку был наслышан про его обычный стиль от Оскара Безариуса. Да и тот же Оз раньше периодически изливал ему душу, жалуясь на «этого чертова ворона». Безусловно, прогресс был налицо; да Брейк и не сомневался, что он будет – уж собственные профессиональные компетенции были ему известны куда лучше, чем кому-либо другому.
Но чтоб такой? И так быстро?..
Что же произошло между этими двумя?
Этот вопрос живо занимал Брейка; однако он прекрасно понимал, что Гилберт не скажет ему ничего по этому поводу - вряд ли он сам осознает, что с ним сейчас происходит.
Поэтому Брейк сделал вид, что ничего особенного не заметил, и поощряющее спросил:
- Да? И как тебе это, понравилось?
Гилберт снова смутился и неохотно признался:
- Ну… это довольно интересно. Особенно упражнения. Я… сначала не думал, что Оз согласится их выполнять вместе с таким, как я. Но он согласился. Иногда было даже… м-мм… приятно.
С дневником все сложнее. Я не всегда понимаю, что чувствую. Ощущаю, например, что на душе тепло и хорошо, а как это называется – не знаю…
Гилберт окончательно смешался. Посмотрел на Зарксиса в ожидании поддержки, обнаружил, что тот снова целиком сосредоточился на конфетах, и расстроено замолчал.
Брейк, между тем, с чмоканьем доел последнюю конфету и поднял на Гила свой единственный алый глаз.
- О, господин Найтрей, простите мне мою рассеянность, ради бога! Но я слушал, честно. Так что вы там говорили?.. А, вот - почему же Оз не должен был согласиться заниматься с таким, как вы? С каким – таким, кстати?
Рэйвен вскинулся, и жестко отрезал:
- Это никак не касается темы нашего разговора.
В этот момент он выглядел крайне внушительно и мог, пожалуй, вызвать страх… у кого угодно, только не у Брейка. Зарксис лишь с научным интересом уставился на непривычную для него ипостась своего клиента.
- Ой-ой, Гилберт, как же не касается? Стоило мне коснуться этого вопроса, и ты сильно напрягся; значит, это очень больно. А где болит – там воспаление, которое, естественно, надо лечить; иначе загниет и отвалится что-нибудь крайне важное. Уж ты-то должен знать об этом больше, чем кто-либо другой, не так ли?
- При чем здесь боль… воспаление… мои знания о них? – сбитый с толку Рэйвен все еще пытался отстоять свою точку зрения, уже понимая, впрочем, что почти наверняка проиграет в этом околологическом споре.
- Ни при чем, - легко согласился Брейк. – Это вообще была фигура речи.
Неожиданно Зарксис стал непривычно серьезным и, пожалуй, даже слегка печальным.
- Но я хотел бы, чтобы ты понял: пока сохраняется причина, ты не сможешь измениться кардинально. Ты будешь постоянно наступать на те же грабли и раз за разом проваливаться в ту же яму, которую сейчас, по всей видимости, посещаешь с завидным постоянством – то есть, совершать одни и те же поступки и получать одинаковые результаты.
Кроме того, самобичевание и низкая самооценка – не самые лучшие спутники для телохранителя такого человека, как Оз Безариус. Оз – проницательное маленькое чудовище; отлично видя слабости других людей, он, при всем своем большом сердце и общем благородстве не может удержаться от того, чтобы как следует потрепать нервишки находящемуся поблизости неудачнику. Это просто способ его взаимодействия - такой же естественный и непроизвольный, как дыхание. И всерьез воспринимать тебя он будет только тогда, когда начнет получать хоть какой-то отпор.
В начале вашего знакомства ты был в гораздо более выгодном положении, чем сейчас, когда начал эмоционально открываться – находясь за стеной привычной мрачности и безнадеги, которой отгородился от всего мира, ты не представлял из себя удачного объекта для подколок, поскольку в принципе мало что воспринимал.
Сейчас же – дело другое. Твои слова и поступки говорят сами за себя: за это небольшое время ты смог по-другому увидеть Оза, и у вас, по всей видимости, получилось понять друг друга в гораздо большей степени, чем я мог надеяться. Я, безусловно, горжусь твоими успехами; но теперь мой долг как специалиста - оградить тебя от возможных душевных травм. И сделать это можно только с помощью гораздо более глубокой работы, чем та, о которой шла речь до сих пор.
Если не хочешь – я не стану заставлять. Просто выполню оставшееся в соответствии с оговоренным и оставлю тебя на произвол судьбы. Но я хотел бы, чтобы ты хорошенько подумал над моим предложением, Гилберт. Работа со мной не будет приятной – я гарантирую кучу острых ощущений. С другой стороны, с Озом ты впоследствии будешь чувствовать себя далеко не таким уязвимым, каким наверняка чувствуешь сейчас. Если ты готов, мы можем начать уже сегодня. Если нет… все в твоих руках. Ты сам отвечаешь за этот свой выбор.
С этими словами Брейк легко спрыгнул со стола и прошел к окну. Эмили деловито семенила за ним следом. Зарксис заложил руки за спину и посмотрел на небо. Небо не внушало позитива. Тем не менее, он продолжал упорно созерцать, специально стараясь не смотреть на Гила - чтобы не давить на него даже взглядом.
Гилберт довольно долго молчал, поставив локти на колени и уткнувшись лицом в свои ладони. Так, как будто спрятавшись от взгляда Брейка, он и начал говорить – тихо, ломко, выдавливая из себя каждое слово.
- Что мне... нужно делать?
- То есть, ты готов? – уточнил Зарксис. Важно было, чтобы Найтрей произнес это вслух.
- Да, - глухо, но решительно сказал Гилберт, выпрямляясь. – Я готов.
Он откинулся в кресле, нервно улыбнулся и неожиданно спросил:
- Брейк… здесь можно курить?
Зарксис удивленно вздернул бровь:
- Вы курите, господин Найтрей?
- Очень редко. Но окончательно так и не могу избавиться от этой привычки. Все время, когда сильно понервничаю, хочется закурить.
- Так вы сейчас нервничаете? Почему?
- Ну… я не знаю, что сейчас здесь будет происходить. Я не знаю, насколько вам можно доверять. Я не знаю, смогу ли выдержать все это… но… я готов идти до конца, правда.
Гил помолчал и тихо добавил:
- Я хочу быть для Оза самым лучшим слугой, какой только возможен. Он… он заслуживает всего только самого лучшего!..
При этих словах глаз Брейка вспыхнул.
- Вот как, - медленно произнес он, внимательно глядя на молодого человека. – Это… похвально. Такое рвение делает тебе честь, Гилберт.
Он подошел к столу и в задумчивости побарабанил гибкими пальцами по столешнице.
Несколько минут в кабинете царила тишина.
- Что же, начнем, - наконец провозгласил Брейк. – Расскажи мне о себе, Гилберт.
- Но… я рассказывал в прошлый раз, разве вы не помните? – удивился Гил.
- В прошлый раз ты рассказывал о своей службе у Безариусов. А сейчас меня интересует твоя история – в смысле, полная история, можно с самого рождения. Короче говоря, чем раньше ты начнешь и подробнее расскажешь, тем лучше.
И Зарксис лучезарно улыбнулся, как будто предложил Найтрею не вывернуть душу наизнанку, а получить в подарок чемодан с деньгами. Гилберт обреченно зажмурился, задержав дыхание. Медленно выдохнул. Открыл глаза с сильно расширенными зрачками и прошептал:
- Хорошо. Я понял…
- …Я, правда, не знаю, с чего начать… Детство свое помню очень плохо. Более-менее – только с девяти лет. Меня подкинули в один из богатых домов. Как я там оказался – бог его знает. Мне рассказывали, что нашли меня в дальнем углу сада, избитого и израненного. Что произошло – не помню совсем; как будто, когда очнулся, начал жить с почти чистого листа. Знал, как меня зовут - вот и все…
Жилось мне у тех людей совсем неплохо. Там были дети – мальчик и девочка, мальчик – чуть старше меня. Он… немного был на Оза похож. Тоже светловолосый, веселый, с таким… своеобразным чувством юмора. Я тогда очень кошек боялся; не знаю, почему. Может быть, было что-то такое в то время, которого я не помню… Так он очень любил меня кошками сестры запугивать – у нее их штук десять было, наверное.
Но это все были мелочи.
Так вот, к этому мальчику, Нильсу, меня личным слугой приставили. Я был с ним пять лет. Он очень доверял мне. Может быть, больше, чем кому-либо еще. Я очень гордился этим, правда. Был предан ему, готов был отдать за него всю кровь, до последней капли… как мне казалось. Вот только… жизнь мне показала, чего я стою на самом деле.
У этой семьи были враги. Знатные, с большими возможностями. Я об этом и не знал ничего – зачем было говорить о таких вещах ребенку-слуге? Это уже после… понял. Догадался. А тогда…
Однажды мой господин позвал меня в сад – погулять. Это было как раз накануне большого приема в поместье, и он хотел убежать от суеты. Мы ушли довольно далеко. Он взял с собой какой-то сверток; я предложил нести, но он отказался. Пришли в дальний угол сада – может быть, даже тот, где нашли когда-то меня. Господин много смеялся, подшучивал надо мной… А потом, когда мы уже собрались уходить, отдал мне этот сверток. Я развернул его, а там… там был очень красивый белый сюртук – совсем как тот, который пошили ему самому к приему. Я спросил, зачем господину пошили такой маленький костюм. А он ответил… что это для меня. Новый, пошитый на заказ – для простого слуги, найденыша. Я не мог в это поверить – разве так полагается? А он… он сказал, что я для него больше, чем слуга – я для него… друг. И… поцеловал меня, в щеку. Сказал, что хочет, чтобы я пошел с ним на прием… именно как друг – не как слуга.
Я был в полной растерянности. Понимал - если сделаю так, то дворяне из приглашенных будут обговаривать господина, осуждать его. А Нильс сказал, что не будет приказывать, что я должен сам решить, пойду или нет; но добавил, что очень хотел бы видеть меня рядом с собой. И ушел в поместье. А я остался. Сидел, плакал и думал, как мне поступить.
Тут ко мне и подошла… она. Цвай – я потом узнал, что ее так звали. Спросила, что это у меня в руках. Предложила помочь одеться. Я и не заметил, как выболтал ей все – и про то, кто мой господин, и про бал, и про то, что он меня пригласил пойти туда… Она очень убедительно мне доказала, что, если я хороший слуга и хочу быть достойным называться другом господина, то должен пойти с ним обязательно. И сунула мне склянку какую-то, сказала, что это для моего господина – чтобы ему весело было на балу, несколько капелек в стакан с напитками; ему и мне – чтобы мне тоже было весело. Но… я же был хорошим слугой… Как я мог позволить себе пить то, что предназначалось для удовольствия господина?.. Я, как последний дурак, накапал этих капель ему в стакан; а себе – нет.
Чем все это закончилось… можно предположить уже сейчас, правда?
После того бала Нильс заболел. Это была очень странная болезнь – ему ничего не помогало. Я… догадался в конце концов, в чем дело. Пришел нему, признался во всем, просил убить меня… А он… сказал, что я глупый. Заставил поклясться, что я ничего не скажу его родителям и ничего с собой не сделаю. Сказал… что любит меня… А на следующий день… он… умер.
Я был с ним до самого конца – меня не смогли выставить вон. Видел, как он перестал дышать и потухли его глаза…
Я ушел сразу после этого, даже похорон не дождался. Ничего не взял с собой практически – только какие-то личные вещи. И стал искать кого-нибудь, кто научил бы меня убивать.
Меня самого должны были убить в процессе поисков. Но почему-то этого не случилось.
Тот, кого я искал, нашел меня сам: наверное, по «теневому» миру в конце концов прошел слух про сдвинувшегося мальчишку, который хочет стать убийцей. Как бы там ни было, в один из далеко не прекрасных дней Вульф просто появился передо мной из ниоткуда. Спросил, хочу ли я все еще научиться убивать. Я ответил: конечно, да. Он так странно усмехнулся и сказал: я могу тебе помочь. Но за это ты будешь работать на меня бесплатно столько, сколько времени мне потребуется для твоего обучения. Мне показалось, что это справедливо… я ведь тогда не знал еще, что большинство «учеников» не живут больше года... Вульф меня во время ученичества даже не звал по имени, говорил просто «мальчик» или «эй, ты».
Несмотря на то, что Вульф был жестоким убийцей, он стал для меня хорошим учителем. Думаю, он даже привязался ко мне… по-своему. Он учил меня жестко, иногда наказывал; но я считал, что это самое малое, чего я заслуживаю, и упорно продолжал учиться.
Помню, на первом деле, на которое он взял меня с собой, меня вырвало, когда я увидел обезображенный труп. Ну да, Вульф специализировался на убийствах «с фантазией». Он сильно избил меня после, но больше не заставлял ходить на такие дела – сказал, что я буду заниматься обычными заказами, «без выкрутасов».
Я учился стрелять; поначалу - по живым мишеням: зайцы, утки… кошки… После я их перестал бояться, кстати, так что хоть какая-то польза из этого получилась.
Обучение заняло 3 года. В последний год я уже ходил на «самостоятельные практические задания», как любил говорить Вульф. У меня хорошо получалось, особенно стрелять из пистолета – я ведь, когда учился, на месте мишени представлял лицо Цвай… Я убивал людей, но меня это мало трогало – с тех пор, как… Нильс умер… я и сам стал как мертвый.
В конце третьего года, когда мне исполнилось 18 лет, Вульф признал, что я готов работать самостоятельно, и дал мне прозвище - Рэйвен. С тех пор я стал отрабатывать свой долг ученика.
Я никогда ничего не рассказывал о себе; а Вульф и не спрашивал – у «теневых» не принято интересоваться прошлым. Но однажды - я уже год работал на него к этому времени - он подозвал меня и спросил: а хочешь, я тебе что-то покажу? Да, ответил я, хочу. Он вынул из кармана фотографию; там была… она. Шла по улице, гадина, улыбалась кому-то! Наверное, меня перекосило, потому что он как-то сочувственно похлопал меня по руке и сказал адрес, где ее можно было найти. Как он догадался – не знаю. Но я не спросил его – ни тогда, ни потом: он все равно бы не ответил.
Я долго готовился: узнал, когда она бывает по этому адресу, с кем и для чего. Изучил все ходы и выходы. Подобрал оружие. Я хотел ее убить своими руками - чтобы видеть, как она будет умирать. До последнего вздоха проводить ее… как проводил своего господина.
Когда я пришел за ней, Цвай сразу все поняла. Узнала меня, конечно. Надо отдать ей должное: она дорого продала свою жизнь. Я потом еще месяц лечил свои раны; до сих пор остался шрам через всю грудь – на память… Но… в итоге все получилось. Не буду рассказывать, как это было. Скажу только, что я проводил ее последний вздох и до конца смотрел в ее глаза – как и хотел.
И в тот момент, когда она перестала дышать, я ощутил абсолютную пустоту. До того мне казалось, что я почувствую облегчение. Смогу… простить себя. Но… я ошибался. Ничего не изменилось – кроме того, что теперь в моей жизни не было вообще ничего. Даже мести. Да, оставались еще люди, которые наняли ее. Но Цвай о них не сказала ничего – все же она была профессионалом.
В этой пустоте у меня оставался только Вульф. У меня остался мой долг ученика, и его заказы давали мне хоть какое-то ощущение, что мне еще есть, ради чего жить. Я убивал для Вульфа еще 2 года. А потом учителя не стало – у его объекта оказалась слишком мощная охрана…
После смерти Вульфа я остался совсем один. Заказов у меня не убавилось; наоборот, после того, как Вульф выбыл из игры, ко мне стали обращаться еще чаще: сначала - как к его ученику, потом – как к самому Рэйвену. Почти три года я делал то, что умел лучше всего – лишь бы не думать, не чувствовать… до тех самых пор, пока мне не заказали Оскара Безариуса… после чего я и ушел к нему.
Вот и вся моя история.
Я до сих пор не понимаю, как мог Оскар позвать меня к себе, да еще и доверить мне охрану Оза. Я же… сам себе не доверяю. Никогда. А он… поверил такому, как я.
И Оз... он… оказывается, совсем не такой, каким я его знал первые полгода. Он… умеет быть искренним, настоящим; он… великодушный и… напоминает мне Нильса. И я… боюсь все время: вдруг на самом деле я вижу своего бывшего хозяина в нем, а Оз… он заслуживает самого лучшего, а не ту память о мертвом парнишке, которую я могу ему дать. И, может, мне лучше, пока не поздно, просить Оскара отправить меня подальше от него – в Пандору, или еще куда-нибудь… просто, чтобы Оз смог получить охранника, который будет видеть в нем только его самого и не будет нести на себе клеймо убийцы, труса и предателя… которому можно будет доверять…
Все, Брейк, я не могу больше…
Найтрей дрожащими руками достал из кармана сигареты и закурил, уже не спрашивая разрешения. Брейк ничего на это не сказал; только смотрел в искаженное страданием лицо молодого человека и сосредоточенно хмурил брови. Потом спросил:
- Насколько я понимаю, ты до сих пор винишь себя в смерти Нильса. И считаешь, что твоя вина неискупима.
- Да, это так, - тихо ответил Гилберт.
Зарксис усмехнулся и жестко сказал:
- А ты, оказывается, любишь был исключительным, а, Найтрей?
Гилберт в замешательстве посмотрел на него:
- С чего ты… вы так решили?
- Неужели ты думаешь, что уникален? Что один-единственный совершал ужасные поступки? Веришь, что выбрал путь, с которого невозможно свернуть, наложивший на тебя несмываемое клеймо?.. Гилберт… я обычно не рассказываю своим клиентам такие истории; однако твой случай заставляет меня сделать исключение из правил.
Я расскажу тебе об одном человеке. Звали его Кевин Регнар. Ах, ты вздрогнул; значит, «теневые» еще помнят о нем.
Однако начинал он весьма заурядно: служил одному богатому дому - не самому знатному, но и не из захудалых. У его хозяина была дочь по имени Мария, очень красивая и добрая. Этот мужчина ее любил; собирался жениться и готовился сделать ей предложение. Конечно, он хотел, чтобы она ни в чем не нуждалась. И однажды, польстившись на хороший заработок, позволил себе встать… скажем, на не самый праведный путь.
Поначалу все было довольно безобидно. Потом… ему понравилось; он втянулся. Легкие деньги… это такой соблазн... Приходили они, естественно, через аферы, грабежи… убийства - ведь свидетелей оставлять было невозможно. И однажды свидетельницей оказалась молодая девушка. Она видела его почти мельком: в сумерках, с другой стороны улицы. Но он не мог рисковать. Стрелял он неважно, в отличие от тебя; но зато отлично метал ножи.
Когда он подошел, чтобы удостоверится в смерти, она была еще жива. Он наклонился, чтобы добить… и понял, что смотрит в глаза своей любимой. Она… узнала его. Последнее, что она сказала, было его имя.
Я надеюсь, что она не поняла, что он и был тем, кто ее убил.
После этого он порвал все контакты в «теневыми». Правда, сделал это безграмотно – слабо знал их обычаи. Позже его нашли, избили и вырвали глаз – как неустойку за неуважение к правилам. Бросили умирать на задворках какого-то особняка. Там его и обнаружила прислуга.
Хозяйка особняка оказалась на удивление доброй женщиной: она оставила подозрительного бродягу у себя, лечила его, слушала его истерики, не сдала в Пандору. Она дала ему новое имя и смысл жизни – после всего, что он наделал, доверила охранять свою дочь, Шэрон. Знаешь, он по-настоящему старался. Оберегал девушку от всех возможных напастей. Одновременно начал учиться на психотерапевта – очень уж хотелось помочь тем, кому тоже пришлось в этой жизни несладко.
Он сам не заметил, как влюбился в девушку. Долго не признавался себе в этом. Потом страдал о том, что недостоин ее - ибо запятнал себя так страшно, что не мог надеяться на прощение. А потом… девушка загнала его в угол, стукнула по голове веером и подробно объяснила, какой он идиот и эгоцентричный сукин сын, не видящий ничего дальше своего носа.
Вскоре они поженились.
И знаешь, Гилберт… если уж этот человек смог простить себя и жить дальше… я думаю, ты тем более можешь себе это позволить.
Зарксис замолчал.
Молчал и Гил, не зная, что сказать в ответ. Все рассказанное было более чем прозрачно. Пустая глазница, пусть и закрытая длинной челкой, была достаточно ясной приметой. Профессия просто добавляла еще больше уверенности в выводах.
Брейк посмотрел на его блистающее мешаниной разнообразных чувств лицо и ухмыльнулся.
- Гилберт, интенсивность твоего мыслительного процесса вызывает у меня некоторые опасения. Мне кажется, ты вот-вот взорвешься от переполняющих тебя мыслей и чувств. Скажи что-нибудь. Спусти пар, сделай милость.
- Ты… вы правда смогли простить себя?
- Да.
- Но… как?
- Я понял, что своим самобичеванием не принесу никакой пользы окружающим. Быть мертвым – как физически, так и духовно - всегда проще, чем продолжать жить. Заниматься самоедством гораздо легче, чем сделать что-то хорошее для тех, кто в этом нуждается. Ненавидеть себя - элементарно; признать и принять свои ошибки, а вместе с ними – свое несовершенство и право на жизнь, любовь, счастье… знаешь, иногда именно это является частью искупления, - тихо закончил Брейк.
Он помолчал. Потом опять ухмыльнулся, как ни в чем не бывало, и заключил:
- Поэтому позволь тебя заверить: ты имеешь право любить Оза, как и быть любимым им.
Гилберт опешил, а потом в ужасе отшатнулся:
- Но… я не люблю Оза!
Зарксис скептически вздернул бровь, и Найтрей быстро исправился:
- То есть, люблю, но не так!
- А как?
- Как слуга господина!
- Гилберт, позволь просветить тебя, - академическим тоном сказал Брейк, - слуги не любят господ. Слуги любят условия своего сосуществования с ними. Если ты кого-то по-настоящему любишь, то ты любишь человека, а не его ранг, статус и положение в обществе. Или ты был бы безразличен к Озу, если бы он был обыкновенным пареньком – без большого дома, без денег и титула герцога в ближайшей перспективе?
- Нет!!!
- Что нет?
- Он… не был бы мне безразличен.
- Тогда как же называется то чувство, которое ты испытываешь к нему?
- Я… не знаю. Но это не такая любовь, как у тебя к Шэрон! Это невозможно! Он дворянин, герцог… мужчина, в конце концов!
- Ну, да-а… - Брейк страдальчески заломил брови. - Это серьезный аргумент.
- А разве нет?
- Гилберт, ты спал с женщинами?
- Что?!
- Ты прекрасно слышал, о чем я спросил.
- И я должен на это ответить?!
- Ты сам согласился продолжить работу со мной.
- Черт, но я не думал, что мы будем обсуждать… такое!
- Ну все же?..
- Я… да.
- Сколько у тебя было женщин за все эти годы?
Найтрей заскрипел зубами, но ответил:
- Две…
- За двадцать четыре года?.. Почему так?
- Мне… некогда было заниматься такой ерундой.
- Гилберт, я знаю, что ты был ужасно занят: учился на наемного убийцу, лелеял планы мести, а последнее время – охранял мальчишку, лишенного чувства самосохранения. Но вот что интересно – большинству мужчин подобные вещи совершенно не мешают предаваться разврату. Как раз наоборот – с увеличением проблем в жизни зачастую увеличивается их склонность «снять стресс» именно таким способом.
- Я… справляюсь с этим сам.
- Кто бы сомневался, - пробормотал Брейк себе под нос. Вслух же он спросил:
- Гилберт, ты когда-нибудь пробовал целоваться с мужчиной?
- Что?! Я?!! Нет! Никогда!!!
- А хотелось?
- Нет! – выпалил Гил, и покраснел, вспомнив, как рассматривал губы Оза. Брейк довольно усмехнулся:
- Значит, хотелось.
- Брейк!..
- Гилберт, зачем заниматься самообманом? Тебя же влечет к мужчинам. Просто проанализировав твой рассказ, становится понятно, что возле тебя всегда оказывался тот или другой представитель мужского пола, которому ты был… ну, скажем, небезразличен. И который был так или иначе небезразличен тебе. А возможно, и привлекал физически, а, Гилберт?
- Нет!.. – Найтрей, бледный, как полотно, рванул ворот рубашки и захрипел:
- Не может быть… Это… неправильно. Грязно. Так нельзя…
Брейк, склонив голову к плечу, неожиданно мягко сказал:
- Ты удивишься, Гилберт, но большинство мужчин в тот или иной период своей жизни пробуют секс с другим мужчиной. Более того, около половины из этого большинства и потом продолжают практиковать секс с партнерами обоих полов. Эти мужчины являются бисексуалами, их равно привлекают как мужчины, так и женщины. И еще какое-то количество мужчин в конце концов обнаруживает, что их в принципе привлекают только другие мужчины. Таких меньшинство, но это только по сравнению с количеством остальных. На самом деле их не так уж и мало. Их определяют, как гомосексуалистов – поскольку они предпочитают для секса и продолжительных отношений партнеров своего пола.
Такие мужчины могут длительное время вообще не подозревать о своей ориентации. Они живут обычной жизнью; просто их мало привлекают женщины, а женские формы могут вызывать у них даже брезгливость - особенно грудь. Они выбирают себе мальчикоподобных партнерш, если повезет, уговаривают их на анальный секс, но и с ними слабо возбуждаются даже при активных и очень откровенных ласках, а сам процесс не приносит им настолько сильного наслаждения, чтобы стремиться к нему так, как это делают другие мужчины. И, если они не решаются когда-либо признаться себе в своих пристрастиях и попробовать что-то с другим мужчиной, то могут в угоду общественному мнению даже создать семью с женщиной, стать мужьями, отцами… вот только стать счастливыми людьми при этом у них не получается.
Поэтому у тебя есть только два варианта: продолжать себе лгать и мучатся дальше, или… попробовать, наконец, завязать отношения с мужчиной и понять, нравится тебе или нет.
Что ты скажешь на это, Гилберт?
Пунцовый Найтрей покачал головой, не смея поднять на Брейка глаза:
- Я… не знаю. Мне нужно… подумать обо всем этом…
- Подумай, - покладисто согласился Зарксис. – И помни: все, что ты говорил мне сейчас, останется только между нами.
Когда дверь за Гилбертом закрылась, Брейк медленно подошел к окну. Небо хмурилось, накрапывал дождь. Гилберт, чуть ссутулившись, медленно шагал по садовой дорожке к стоящей у ворот машине. В его руке дымилась сигарета.
Зарксис печально посмотрел ему вслед. Потом улыбнулся углом рта и прошептал себе под нос:
- Интересно, как скоро ты поймешь, что сопротивляться природе бесполезно... как скоро примешь свою любовь… и сколько выдержит Оз прежде, чем ткнет тебя в твое чувство носом.
Найтрей, выбросив окурок, сел в машину.
Брейк отвернулся от окна, подошел к Шэрон, руководящей сервировкой столика для чаепития, обнял, поцеловал ее нежную шею и подумал, что с женой ему несказанно повезло…
Suspendisse trans
К вечеру распогодилось, и закат медленно окрашивал крыши особняка в ярко-алый цвет. Черепица старого дома плавилась и преображалась, создавая иллюзию чего-то нового, надежного - нетронутого временем. Он откинулся на спинку кресла и глубоко вздохнул, зачарованно глядя в окно; потом решительно отвернулся. Как никто другой он знал, что поддаваться иллюзиям опасно.
Мужчина медленно перевернул обложку лежащей перед ним папки. С первой страницы на него внимательно смотрело ухмыляющееся лицо одноглазого альбиноса – известного психотерапевта и мужа наследной герцогини Рейнсворд, а также – лучшего друга герцога Безариуса и его правой руки. Когда-то он думал, что этот человек является и его лучшим другом; только вот не зря Дом Барма стремился собрать информацию – всю, обо всех.
Знание разрушает иллюзии очень быстро.
Уже почти три года, как он знал, кем на самом деле является этот человек: Кевин Регнар – безжалостный убийца, вор и преступник. Тот, кто восемь лет назад исковеркал его жизнь так же небрежно, как побеждал в драке на ножах. Кто опорочил его отца и привнес в его жизнь столько горечи и позора; кто был виновен в том, сколько ему пришлось пережить, пока честь его имени была восстановлена – но все равно не стала настолько безупречной, какой была раньше...
Сначала он хотел сдать его в Пандору: от гнева его разум помутился настолько, что он поверил в возможность правосудия. Однако сразу сделать это ему помешали дела; а потом…он пришел в себя. Пойти в Пандору, где главой – пусть и неформальным – является Оскар Безариус: тот, кто не мог не знать ВСЕ об этом человеке; кто сознательно укрывал его?.. Это было бы глупостью; а он не был глупым человеком.
И, раз возможности свершить правосудие не было, оставалась только месть. Месть преступнику и тем, кто его укрывал.
Все это время он собирал информацию и старался распорядиться ею максимально разумно – так, чтобы никто не мог свести воедино все нити, задействованные им. Он действовал исподволь, всегда – исключительно чужими руками, преподнося в целом правильную информацию, но так, что люди поступали нужным ему образом.
Это он снабжал информацией похитителей Шэрон Рэйнсворд*.
Это он помогал планировать операцию по «освобождению» Оза Безариуса и Алисы Блэк.
Это он предоставил информацию аттестационной комиссии института психологии накануне профессиональной аттестации Брейка*… правда, тот снова вышел сухим из воды, да еще и обзавелся авторской методикой, признанной научными умами столицы... Все ходы этого изворотливого сукина сына просто невозможно было просчитать заранее – слишком уж он был парадоксален и нелогичен порой в своих действиях.
Но это уже было неважно. Потому что он нашел ту единственную возможность завершить все максимально чисто и эффективно.
Он раскрыл персональный электронный комм и, войдя во Всеобщую сеть, открыл защищенный почтовый ресурс. Ввел адрес и, задумавшись на мгновение, начал писать:
«Линкс, ты просил сообщить, когда придет время. Я все обдумал, план должен сработать. Как только я буду точно знать дополнительные сведения, дам сигнал с комма на телефон. И не забудь мою цену за информацию; Регнар должен пожалеть, что появился на свет...».
_______________________________________________________________________________________
* все это информация из еще не написанного, и не знаю, напишу ли об этом. Но возможно, когда-нибудь про это будет миник…
@музыка: Лигалайз - Время собирать камни
@темы: слэш, Оз Безариус, Сердца Пандоры, Зарксис Брейк, фанфики, Гил Найтрей, ОскарБезариус