Я тут решилась выставить два колоринга. Почему-то оба Лео.Нравится мне его красить. Сильно тапками не кидайтесь. Я только учусь. Второй красила для аватара, по этому такие яркие блики.
F = F(U1,U2,U3, ..., Un), где n-коэффициент раздражённости
Господа косплееры, я понимаю, что вероятность успеха крайне мала, но может быть у кого-то есть парик Оза(или что-то похожее), который могли бы одолжить на время Анистейджа(4сентября)? При необходимости можно договориться за "конфетки" ^_^
И небольшой комикс, хоть и уже не актуально так как 64ая глава уже вышла и началась по-другому, что однако неудивительноХД. Зарание извиняюсь за качество рисовки, ибо рисовалось на эмоциях сразу как в голову пришло, ну и также за ошибки в написаниях фраз на иностранном.
читать дальшеГлава получилась хорошей. Очень понравилось что Гил использовал Ворона (это смотрелось круто), а Лео то как перекасило когда он увидел Ворона. В прошлом Глен был бродягой что ли?Ведь Лейси представляется ему в каком то переулке.Кстати на счет Лейси, она была возлюбленой Глена которую потом принесли в жертву Бездне.Могла ли она быть беременной в тот момент? Насколько я помню Алиса и белая Алиса появились из человеческого чрева в Бездне.Так могли ли они быть детьми Глена? Ой, что то я отошла от 64 главы.Ладно, продолжаем выстраивать предположения.Ключом к вратам Бездны Найтреев вполне может оказатся меч Элиота (а может и нет).Да и еще насчет герцога Бармы ,наврядли он убил Шерил. Я думаю что это еще одна уловка мангаки. Нам не стоит забывать, что она тоже контрактор стража врат семьи Рейнсворт, Совы. Ведь Джун до сих пор не поведала нам о способностях ее цепи. Хоть я все это и написала, думаю что все гороздо сложнее.
Лежит у ног Антона бездна, урчит и ластится котом, а он ей грубо: "Хватит, бездна. Потом".
Продается платье Шерон, с подъюбником, в превосходном состоянии (одевалось на один фестиваль). Размер - 42-44. Цена - от 3000. Обращаться в ICQ 574108724, либо в ЛС - vkontakte.ru/id82528380
Название: Не так. Автор: FluchSchmetterling Фандом: Pandora Hearts Пейринг: Винсент / Гилберт Рейтинг: PG-13 Дискламер: взял поиграться. Ахтунги: штампы, в некотором роде предканон (отсюда налёт ООС) и тавтология. И куски повествования - в обратном порядке, т.е. хронологически последний кусочек — первый. От автора: не беспокойтесь, автор уезжает и как минимум недели полторы не будет вас допекать .
читать дальше– Нет, – неожиданно сильным движением Гилберт сжимает его запястье и отводит в сторону. Неужели братец протрезвел?.. А вот Винсент – не очень. Ему все еще хочется. – Мой Гил, – почти мурчит он, потираясь щекой о его живот. – Винсент, – отчетливо произносит Гилберт. Тот невольно поднимает глаза и поражается жесткости взгляда. За ней отчетливо проступает страх. За страхом – тень брезгливости. «Боже, я отвратителен». Хмель отпускает, Винсент думает, что быть пьяным только что было очень удобно, поэтому он не позволял алкогольной дымке покинуть разум. А теперь это не имеет смысла. «Я отвратителен. Я люблю тебя совсем не так». Винсент ползет выше, обхватывает брата руками и упирается подбородком в плечо. И молчит. И дрожит – его почему-то бьет дрожь. –…дьявол…где же?.. – Гилберт шарит ладонью в темноте, в том месте, где должен бы валяться его сюртук. – Что? – Сигареты, где же эти долбанные сигареты? А Винсенту как раз что-то неприятно упирается в бок. Он нащупывает портсигар, отдает его брату, уже отыскавшему спички. Когда тот прикуривает, видно, как подрагивают его руки. Винсента передергивает, он почти ненавидит себя в этот момент. «Я люблю тебя совсем не так». Он находит края рубашки брата, непослушными пальцами вдевает пуговицы в петли, нервно разглаживает ткань на груди. Как хорошо, что хоть кто-то из них умеет вовремя остановиться. – Винс… – Гилберт, недоуменно наблюдавший до этого, перехватывает его руку. – Прекрати. Тушит сигарету о стену – так не свойственно воспитанному старшему братику! – тянет его на себя, ерошит волосы на голове: – Всё хорошо. Мы ничего не успели натворить. Прекрати это. Слова брата странно действуют на Винсента. Это из-за выпитого, – оправдывает он себя, когда сжимает в кулак только что приведенную в относительный порядок рубашку, притискивается ближе и исповедуется совершенно лихорадочно: – Прости-прости-прости… Я люблю тебя, братец, я тебя очень люблю, ты мне нужен, без тебя мне нет здесь места… Я люблю тебя, я люблю тебя… Гилберт сглатывает. Ему… страшно. – …люблю тебя. Но совсем не так. Это всё алкоголь, он плохо на меня влияет. Гилберт облегченно вздыхает. – Ты меня понял, братец Гил? Ты мне нужен, но совсем не так, – короткое молчание. – Я спать хочу.
* * *
В комнату они вваливаются, почему-то захлебываясь от хохота. Что спровоцировало приступ веселости, понять сложно. Кажется, – какой сюрприз от сторонящегося излишнего женского внимания брата! – зажали между собой служанку, неудачно оказавшуюся на их пути. Бедная девушка убежала, чуть ли не со слезами на глазах, покраснев до корней волос. Возможно, милые пошлости, нашептанные на её маленькое ушко Винсентом, оказались чрезмерными. Так или иначе, входя в покои Гилберта, братья смеются, даже не вспоминая, что в самом начале не слишком трезвый Винсент вызвался проводить изрядно хмельного Гилберта в его спальню. Всё с тем же гомерическим хохотом – Винсенту нравится видеть брата смеющимся, хотя градус этой радости его немного раздражает, – они спотыкаются о кровать, один придавливает к покрывалу другого, и снова слышится взрыв громкого смеха. Младший в изнеможении всхлипывает старшему на ухо, старший, не в силах больше смеяться, рвано дышит ему в плечо винными парами. Младшему хорошо. Тепло. Несмотря на полное осознание того, что за это стоит благодарить Бахуса, он почти счастлив. Потому что тепло. Тепло Гилберта. Такое родное. Любимое. Любимое. В порыве нежнейших чувств Винсент прижимается губами к щеке брата, тот перестает безмолвно ржать, отворачивает голову. Винсент смеется. – Винс, отстань, – язык у брата заплетается. Винсент вспоминает, что хотел помочь ему отойти ко сну. – Я помогу тебе раздеться. И любовно расстегивает пуговицы на сюртуке, садится сам, подает брату руку в приглашении сесть, помогает вывернуться из рукавов. Развязывает шейный платок, с трепетом принимается за рубашку. Гилберт не двигается. Пуговица за пуговицей, чарующе медленно. – Ляг, Гилберт, – шепчет, сверкает рубиновым глазом, легко прикасается пальцами к его груди и толкает назад. Гилберт не сопротивляется, но смотрит на него неотрывно. Винсент уже хочет приняться за пуговицы на брюках, но на оголенной груди видит нечто – и приходит в ярость. «Оз Безариус, маленькая дрянь!» – Маленькая дрянь, – шипит Винсент, касаясь губами шрама. – Ненавижу, ненавижу его… Больно? Больно было? Тебе всё еще больно, братец?.. Зацеловывает, зализывает грубый рубец, словно надеясь заставить исчезнуть и его, и воспоминания обстоятельствах, при которых он появился. – Винс, прекрати. Давно не больно… Не там, – последнее слово произносится одними губами. Не там. Но Винсент внимательно слушает, слышит, и это распаляет его ярость. «Мой дорогой братец всё еще страдает из-за этого маленького паршивца?!» Ярость превращается в собственничество, в почти болезненное желание обладать. Руки откровенно шарят по чужому телу, кровь тяжело стучит в висках и в паху. Винсент стягивает с брата туфли, расстегивает брюки и стаскивает их вниз. Ему уже не тепло – жарко; в голове пульсирует: «Мой, мой, мой, мой, мой Гилберт». Он снова возвращается к лицу Гилберта и целует – не так целомудренно, как вначале, а глубоко и страстно, как любовника, – а ощущение того, что брат – боги! – отвечает ему, совсем лишает возможности адекватно мыслить. – Мой, мой, мой Гил… Только мой Гил… Мой любимый… старший братец… Руки оглаживают тело старшего брата – плечи, кисти рук, бока, – губы целуют шею, грудь, зубами слегка покусывая соски, не встречая сопротивления. Но когда Винсент передвигается ниже, дотрагивается до бедер, скользит пальцами по их внутренней стороне, раздвигая… Тогда Гилберт приходит в себя: – Нет.
* * *
Торжественные приемы в доме Найтрей – не такая уж частая вещь, поэтому скопление людей и суета в поместье немного выводят из себя. И необходимость находиться в зале и приветливо улыбаться. Как бы то ни выглядело со стороны, Винсент ненавидит это едва ли не больше, чем его брат. Кстати, о брате. Благодаря ему прием становится всего лишь раздражающим фоном, с которым можно и смириться. Ведь надо присматривать за Гилбертом. Семнадцатилетний братец краснеет, бледнеет и всеми силами пытается сделаться незаметным для преследующей его стайки барышень разных возрастов и комплекций. Со стороны такое поведение вполне походит на надменную холодность, как ни странно. Несколько раз Гилберт подзывает слугу, разносящего вино, и почти залпом, от волнения не считаясь с этикетом, выпивает. Не сказать, чтобы Винсент был трезвенником и в этот раз не пил, но, зная, как мало нужно старшему брату, чтобы напиться до расфокусированного взгляда… В общем, когда Гилберт допивает четвертый бокал, Винсент подплывает к нему, обворожительно улыбаясь окружающим его леди: – Прошу прощения, милые дамы, я вынужден украсть у вас Гилберта. И, цепко схватив за локоть, движется к выходу. Как только они оказываются в темноте коридора, брат вцепляется ему в плечи, подрагивая от пережитого “ужаса”. – С-спасибо, Винс… Я их боюсь, а они меня преследуют! – плаксиво и очень по-детски жалуется Гилберт. – Ты же боишься кошек, братец? – Винсент воздевает очи горе, но ласково запускает пальцы в непослушные черные волосы брата, развязывая ленту, удерживающую их. – А женщины – те же кошки, только не в пример глупее… И постарайся в следующий раз так не напиваться. – Я не пьян! – взвивается Гилберт. – Конечно, мой любимый старший братец, – промурлыкивает Винсент и за тот же локоть тащит его за собой. – Я помогу тебе дойти до комнаты.
Название: Скоро всё закончится Автор: FluchSchmetterling Фандом: Pandora Hearts Пейринг: Винсент / Гилберт Рейтинг: PG Дискламер: взял поиграться.
читать дальше«Братец!.. Не уходи!..» Винсенту шесть, на улице идет снег, его лихорадит, и сквозь неплотно сомкнутые веки он видит возвышающегося над ним Гилберта: губы поджаты, брови страдальчески сходятся на переносице. Губы дрожат. Винсент знает и обостренным лихорадкой бессознательным чувствует, какой выбор Гилберт пытается сделать. Как часто он уже пытался сделать этот выбор. «Братец… если ты уйдешь, я не обвиню тебя. Тебе так будет лучше». И всё равно, Винсент боится, панически боится, что Гилберт уйдёт и больше не вернется. И, презирая себя, не имея права на подобное, мысленно тихо просит: «Братец, не уходи, я ведь так тебя люблю… нет, нет! Уходи! Я ведь люблю тебя… уйди от меня». Гилберт отворачивается, а Винсенту хочется рассмеяться, и он смеется. Только вместо смеха их горла вырывается кашель. Гилберт сжимает кулаки и бросается к нему, крепко прижимая к себе, укутывая обоих в поношенное, выброшенное кем-то пальто, пытается согреть своим телом, гладит по голове, успокаивая, словно пытаясь искупить свой порыв к бегству. И не слышит, как счастливый и одновременно остро несчастный Винсент шепчет ему в грудь: «Прости, прости… прости, братец, прости…» Винсент клянется себе, что научится защищать, научится убивать и убьет всех, кто посмеет лишь подумать о том, как навредить брату.
«Братец!.. Где ты, братец?..» Винсенту семь, но на самом деле сто семь, хоть он об этом еще не знает. У него снова лихорадка, он мечется в незнакомой постели; он видит кошмар: кровь, везде кровь, везде убитые люди; запах гари, пламя пожирает прекрасные гобелены… «Это из-за меня?.. Нет… нет… Я не виноват, не виноват!.. Я всё сделал верно, правда?.. Братец… братец жив, братец – это братец, всё правильно! И я не виноват, нет!» Он ощущает чужие аккуратные прикосновения, пытается поймать рукой руку, положившую ему на лоб прохладную влажную тряпицу, и зовет: – Братец! Но с первым прикосновением к незнакомой руке отталкивает её: нет. С трудом открывает глаза – изображение плывет – и видит какую-то чужую женщину, вероятно, служанку. И вспоминает. И хохочет. Исступленно, задыхаясь, помня, что хохотал так же там, в Бездне. С удовольствием мазохиста. И в тот же вечер, не дожидаясь, пока жар спадет, просит аудиенции у герцога Найтрея.
«Старший брат! Я так скучал по тебе!» Винсенту четырнадцать, и его брат наконец отыскался. Он смотрит на потерянного мрачного мальчишку и не может поверить. Гил изменился. Гил стал чужим Гилом. Но чужой не знал, что Гил на самом деле – его. Винсент бросается к нему, наплевав на всё, улыбается так, что скулы сводит, чувствуя, что может умереть от счастья, берет брата за руки, смотрит в глаза. – Ты ведь помнишь меня, старший брат, да? Я так по тебе скучал, я боялся, что больше никогда не найду тебя. Гилберт недоуменно глядит на него, как на совершенно незнакомого человека. Винсенту больно и смешно, ему почему-то всегда неудержимо смешно, когда больно, но сейчас он сдерживается. Отпускает руки Гилберта, вцепляется в плечи и прижимается к нему в крепком объятии, утыкаясь носом в плечо, вдыхая такой родной, но неуловимо изменившийся запах брата, вышептывает, задыхаясь: – Это я, я, братец, мне очень жаль, это всего лишь я… Ты ведь помнишь, старший брат? Я так тебя люблю, я так по тебе скучал… Руки Гилберта вздрагивают. Он скашивает глаза на золотистые растрепанные волосы, и, словно ото сна очнувшись, произносит знакомое имя. Он будто никогда его не забывал: – Вин…сент?.. Руки смыкаются за спиной Винсента, и Гилберт обнаруживает себя крепко обнявшим заново обретенного брата, слушающим его сбивчивый монолог, гладящим его по голове. Когда-то так уже было. И ему не по себе. В младшем брате что-то едва заметно поменялось. Ему это не нравится.
«Ты такой милый, старший брат». Винсенту почти пятнадцать, и он любит наблюдать за тем, как Гилберт учится стрелять. У него сосредоточенной лицо, сошедшиеся на переносице брови. Такой старательный. Пуля за пулей, по несколько часов в день. Гилберт не слишком талантливый, в отличие от самого Винсента, у которого многое выходит легко, зато упорства ему не занимать. Ради того, чтобы подольше полюбоваться на брата и чтобы тому не было слишком обидно, Винсент иногда специально промахивается. – Не очень-то у меня получается, старший брат, – смеется он. Не задумываясь о том, что Гилберт видит все его ухищрения и находит их довольно странными.
«Мой любимый старший брат, я убью любого, кто захочет причинить тебе вред». Винсенту двадцать один, и его руки по локоть в крови. В августейшей крови Найтреев. Но совесть совсем не мучает, и страха тоже нет: чего ему бояться, он уже был на самом дне. А эти… Эти хотели избавиться от брата только потому, что тот, приёмный, претендовал на контракт с Вороном. Эти… – ножницы взлетают и распарывают брюхо ни в чём не повинного плюшевого зайца. Эти… – уголки рта презрительно дергаются. Эти глупцы. Как же славно их головы летели с плеч! Спасибо милой Деймос, с которой ему удалось заключить нелегальный контракт. А с остальными двумя… Над ними постарался кто-то еще. Не то чтобы Винсента это беспокоило. Любимый брат теперь в относительной безопасности и вне подозрений. Но как бы он злился, если бы узнал, чьих рук дело эта бойня! Каким бы непониманием и яростью светились его медовые глаза!.. Винсент засыпает, не успев додумать мысль и допотрошить зайца. Над головой его парит Соня, которую он тоже по-своему любит, несмотря на такой побочный эффект. Милая безобидная Соня, благодаря ей ему больше не снятся кровавые кошмары из его прошлого.
«Мой милый, гордый, наивный старший братец. Мой Гилберт». Винсенту двадцать два, и он использовал свою официальную цепь в личных целях. А ведь Гилберт всего лишь хотел без лишнего шума забрать некоторые из своих вещей. Вместо этого он лежит на кровати и спит – мир так жесток! Если ты не доверяешь своему младшему брату, то не позволяй ему прикасаться к себе. Винсент с нежностью обводит рукой контур лица Гилберта, гладит по носу, касается пальцами губ. В груди раздражающе щемит, но смеяться не хочется, даже странно. И плакать не хочется. Хочется просто смотреть на спящего брата и не быть. Никогда не быть. – Если бы не было меня, мать бы тебя не бросила, – говорит Винсент и зарывается носом в темную челку. – Если бы не было меня, возможно, Глен не сделал бы тебя своим новым телом, – обхватывает ладонями лицо. – Если бы не было меня, – вздрагивает и заканчивает фразу по-другому, – ты бы не прошел через Бездну. Щемящее чувство в груди невозможно терпеть, а как избавиться от него, Винсент не знает. Разноцветными глазами жадно вглядывается в сомкнутые веки Гилберта, слегка касается губами его губ и прижимается, положив голову на его плечо. Винсента затягивает в сон, но он успевает пробормотать: – Я тебя так люблю, мой Гилберт… Мой дорогой старший брат… Ради тебя я сотру свое существование… всё ради тебя… Наутро Гилберт, конечно, ругается, а Винсент тискает Эхо у себя на коленях и со снисходительной полуулыбкой вслушивается в его голос.
«Прости, мой дорогой брат, потерпи еще немного. Скоро ты даже не вспомнишь, что я когда-то был». Винсенту двадцать три, и их с братом пути окончательно разошлись к разным баррикадам. Ах, сколько гнева было в прекрасных глазах Гилберта! Сколько презрения! «Милый Гилберт, что, убедился, что Шляпник был прав, относясь ко мне несколько предвзято? Жалеешь, что я твой брат, да?» Винсенту двадцать три, а юному наследнику Глена Баскервилля шестнадцать, и они, кажется, отлично понимают друг друга. Приносящие боль дорогим людям одним своим существованием. Гилберт прожигается его взглядом, а он стоит за спиной Лео и улыбается, опустив взгляд: в груди щемит, вдруг заметит через глаза?
«Мой любимый старший брат, злись, проклинай, ненавидь меня. Потерпи еще немного. Скоро всё закончится».