Холост и безнадёжен.© All you need is Love © [раньше я был F.grass_hoper]
Название: Не так.
Автор: FluchSchmetterling
Фандом: Pandora Hearts
Пейринг: Винсент / Гилберт
Рейтинг: PG-13
Дискламер: взял поиграться.
Ахтунги: штампы, в некотором роде предканон (отсюда налёт ООС) и тавтология. И куски повествования - в обратном порядке, т.е. хронологически последний кусочек — первый.
От автора: не беспокойтесь, автор уезжает и как минимум недели полторы не будет вас допекать
.
читать дальше– Нет, – неожиданно сильным движением Гилберт сжимает его запястье и отводит в сторону. Неужели братец протрезвел?.. А вот Винсент – не очень. Ему все еще хочется.
– Мой Гил, – почти мурчит он, потираясь щекой о его живот.
– Винсент, – отчетливо произносит Гилберт. Тот невольно поднимает глаза и поражается жесткости взгляда. За ней отчетливо проступает страх. За страхом – тень брезгливости.
«Боже, я отвратителен».
Хмель отпускает, Винсент думает, что быть пьяным только что было очень удобно, поэтому он не позволял алкогольной дымке покинуть разум. А теперь это не имеет смысла.
«Я отвратителен. Я люблю тебя совсем не так».
Винсент ползет выше, обхватывает брата руками и упирается подбородком в плечо. И молчит.
И дрожит – его почему-то бьет дрожь.
–…дьявол…где же?.. – Гилберт шарит ладонью в темноте, в том месте, где должен бы валяться его сюртук.
– Что?
– Сигареты, где же эти долбанные сигареты?
А Винсенту как раз что-то неприятно упирается в бок. Он нащупывает портсигар, отдает его брату, уже отыскавшему спички. Когда тот прикуривает, видно, как подрагивают его руки. Винсента передергивает, он почти ненавидит себя в этот момент. «Я люблю тебя совсем не так».
Он находит края рубашки брата, непослушными пальцами вдевает пуговицы в петли, нервно разглаживает ткань на груди. Как хорошо, что хоть кто-то из них умеет вовремя остановиться.
– Винс… – Гилберт, недоуменно наблюдавший до этого, перехватывает его руку. – Прекрати.
Тушит сигарету о стену – так не свойственно воспитанному старшему братику! – тянет его на себя, ерошит волосы на голове:
– Всё хорошо. Мы ничего не успели натворить. Прекрати это.
Слова брата странно действуют на Винсента. Это из-за выпитого, – оправдывает он себя, когда сжимает в кулак только что приведенную в относительный порядок рубашку, притискивается ближе и исповедуется совершенно лихорадочно:
– Прости-прости-прости… Я люблю тебя, братец, я тебя очень люблю, ты мне нужен, без тебя мне нет здесь места… Я люблю тебя, я люблю тебя…
Гилберт сглатывает. Ему… страшно.
– …люблю тебя. Но совсем не так. Это всё алкоголь, он плохо на меня влияет.
Гилберт облегченно вздыхает.
– Ты меня понял, братец Гил? Ты мне нужен, но совсем не так, – короткое молчание. – Я спать хочу.
* * *
В комнату они вваливаются, почему-то захлебываясь от хохота. Что спровоцировало приступ веселости, понять сложно. Кажется, – какой сюрприз от сторонящегося излишнего женского внимания брата! – зажали между собой служанку, неудачно оказавшуюся на их пути. Бедная девушка убежала, чуть ли не со слезами на глазах, покраснев до корней волос. Возможно, милые пошлости, нашептанные на её маленькое ушко Винсентом, оказались чрезмерными.
Так или иначе, входя в покои Гилберта, братья смеются, даже не вспоминая, что в самом начале не слишком трезвый Винсент вызвался проводить изрядно хмельного Гилберта в его спальню.
Всё с тем же гомерическим хохотом – Винсенту нравится видеть брата смеющимся, хотя градус этой радости его немного раздражает, – они спотыкаются о кровать, один придавливает к покрывалу другого, и снова слышится взрыв громкого смеха. Младший в изнеможении всхлипывает старшему на ухо, старший, не в силах больше смеяться, рвано дышит ему в плечо винными парами.
Младшему хорошо. Тепло. Несмотря на полное осознание того, что за это стоит благодарить Бахуса, он почти счастлив. Потому что тепло.
Тепло Гилберта. Такое родное. Любимое. Любимое.
В порыве нежнейших чувств Винсент прижимается губами к щеке брата, тот перестает безмолвно ржать, отворачивает голову. Винсент смеется.
– Винс, отстань, – язык у брата заплетается. Винсент вспоминает, что хотел помочь ему отойти ко сну.
– Я помогу тебе раздеться.
И любовно расстегивает пуговицы на сюртуке, садится сам, подает брату руку в приглашении сесть, помогает вывернуться из рукавов. Развязывает шейный платок, с трепетом принимается за рубашку. Гилберт не двигается.
Пуговица за пуговицей, чарующе медленно.
– Ляг, Гилберт, – шепчет, сверкает рубиновым глазом, легко прикасается пальцами к его груди и толкает назад. Гилберт не сопротивляется, но смотрит на него неотрывно.
Винсент уже хочет приняться за пуговицы на брюках, но на оголенной груди видит нечто – и приходит в ярость.
«Оз Безариус, маленькая дрянь!»
– Маленькая дрянь, – шипит Винсент, касаясь губами шрама. – Ненавижу, ненавижу его… Больно? Больно было? Тебе всё еще больно, братец?..
Зацеловывает, зализывает грубый рубец, словно надеясь заставить исчезнуть и его, и воспоминания обстоятельствах, при которых он появился.
– Винс, прекрати. Давно не больно… Не там, – последнее слово произносится одними губами.
Не там.
Но Винсент внимательно слушает, слышит, и это распаляет его ярость.
«Мой дорогой братец всё еще страдает из-за этого маленького паршивца?!»
Ярость превращается в собственничество, в почти болезненное желание обладать.
Руки откровенно шарят по чужому телу, кровь тяжело стучит в висках и в паху. Винсент стягивает с брата туфли, расстегивает брюки и стаскивает их вниз. Ему уже не тепло – жарко; в голове пульсирует: «Мой, мой, мой, мой, мой Гилберт».
Он снова возвращается к лицу Гилберта и целует – не так целомудренно, как вначале, а глубоко и страстно, как любовника, – а ощущение того, что брат – боги! – отвечает ему, совсем лишает возможности адекватно мыслить.
– Мой, мой, мой Гил… Только мой Гил… Мой любимый… старший братец…
Руки оглаживают тело старшего брата – плечи, кисти рук, бока, – губы целуют шею, грудь, зубами слегка покусывая соски, не встречая сопротивления.
Но когда Винсент передвигается ниже, дотрагивается до бедер, скользит пальцами по их внутренней стороне, раздвигая…
Тогда Гилберт приходит в себя:
– Нет.
* * *
Торжественные приемы в доме Найтрей – не такая уж частая вещь, поэтому скопление людей и суета в поместье немного выводят из себя. И необходимость находиться в зале и приветливо улыбаться.
Как бы то ни выглядело со стороны, Винсент ненавидит это едва ли не больше, чем его брат. Кстати, о брате.
Благодаря ему прием становится всего лишь раздражающим фоном, с которым можно и смириться. Ведь надо присматривать за Гилбертом.
Семнадцатилетний братец краснеет, бледнеет и всеми силами пытается сделаться незаметным для преследующей его стайки барышень разных возрастов и комплекций. Со стороны такое поведение вполне походит на надменную холодность, как ни странно. Несколько раз Гилберт подзывает слугу, разносящего вино, и почти залпом, от волнения не считаясь с этикетом, выпивает. Не сказать, чтобы Винсент был трезвенником и в этот раз не пил, но, зная, как мало нужно старшему брату, чтобы напиться до расфокусированного взгляда…
В общем, когда Гилберт допивает четвертый бокал, Винсент подплывает к нему, обворожительно улыбаясь окружающим его леди:
– Прошу прощения, милые дамы, я вынужден украсть у вас Гилберта.
И, цепко схватив за локоть, движется к выходу.
Как только они оказываются в темноте коридора, брат вцепляется ему в плечи, подрагивая от пережитого “ужаса”.
– С-спасибо, Винс… Я их боюсь, а они меня преследуют! – плаксиво и очень по-детски жалуется Гилберт.
– Ты же боишься кошек, братец? – Винсент воздевает очи горе, но ласково запускает пальцы в непослушные черные волосы брата, развязывая ленту, удерживающую их. – А женщины – те же кошки, только не в пример глупее… И постарайся в следующий раз так не напиваться.
– Я не пьян! – взвивается Гилберт.
– Конечно, мой любимый старший братец, – промурлыкивает Винсент и за тот же локоть тащит его за собой. – Я помогу тебе дойти до комнаты.
Автор: FluchSchmetterling
Фандом: Pandora Hearts
Пейринг: Винсент / Гилберт
Рейтинг: PG-13
Дискламер: взял поиграться.
Ахтунги: штампы, в некотором роде предканон (отсюда налёт ООС) и тавтология. И куски повествования - в обратном порядке, т.е. хронологически последний кусочек — первый.
От автора: не беспокойтесь, автор уезжает и как минимум недели полторы не будет вас допекать
. читать дальше– Нет, – неожиданно сильным движением Гилберт сжимает его запястье и отводит в сторону. Неужели братец протрезвел?.. А вот Винсент – не очень. Ему все еще хочется.
– Мой Гил, – почти мурчит он, потираясь щекой о его живот.
– Винсент, – отчетливо произносит Гилберт. Тот невольно поднимает глаза и поражается жесткости взгляда. За ней отчетливо проступает страх. За страхом – тень брезгливости.
«Боже, я отвратителен».
Хмель отпускает, Винсент думает, что быть пьяным только что было очень удобно, поэтому он не позволял алкогольной дымке покинуть разум. А теперь это не имеет смысла.
«Я отвратителен. Я люблю тебя совсем не так».
Винсент ползет выше, обхватывает брата руками и упирается подбородком в плечо. И молчит.
И дрожит – его почему-то бьет дрожь.
–…дьявол…где же?.. – Гилберт шарит ладонью в темноте, в том месте, где должен бы валяться его сюртук.
– Что?
– Сигареты, где же эти долбанные сигареты?
А Винсенту как раз что-то неприятно упирается в бок. Он нащупывает портсигар, отдает его брату, уже отыскавшему спички. Когда тот прикуривает, видно, как подрагивают его руки. Винсента передергивает, он почти ненавидит себя в этот момент. «Я люблю тебя совсем не так».
Он находит края рубашки брата, непослушными пальцами вдевает пуговицы в петли, нервно разглаживает ткань на груди. Как хорошо, что хоть кто-то из них умеет вовремя остановиться.
– Винс… – Гилберт, недоуменно наблюдавший до этого, перехватывает его руку. – Прекрати.
Тушит сигарету о стену – так не свойственно воспитанному старшему братику! – тянет его на себя, ерошит волосы на голове:
– Всё хорошо. Мы ничего не успели натворить. Прекрати это.
Слова брата странно действуют на Винсента. Это из-за выпитого, – оправдывает он себя, когда сжимает в кулак только что приведенную в относительный порядок рубашку, притискивается ближе и исповедуется совершенно лихорадочно:
– Прости-прости-прости… Я люблю тебя, братец, я тебя очень люблю, ты мне нужен, без тебя мне нет здесь места… Я люблю тебя, я люблю тебя…
Гилберт сглатывает. Ему… страшно.
– …люблю тебя. Но совсем не так. Это всё алкоголь, он плохо на меня влияет.
Гилберт облегченно вздыхает.
– Ты меня понял, братец Гил? Ты мне нужен, но совсем не так, – короткое молчание. – Я спать хочу.
* * *
В комнату они вваливаются, почему-то захлебываясь от хохота. Что спровоцировало приступ веселости, понять сложно. Кажется, – какой сюрприз от сторонящегося излишнего женского внимания брата! – зажали между собой служанку, неудачно оказавшуюся на их пути. Бедная девушка убежала, чуть ли не со слезами на глазах, покраснев до корней волос. Возможно, милые пошлости, нашептанные на её маленькое ушко Винсентом, оказались чрезмерными.
Так или иначе, входя в покои Гилберта, братья смеются, даже не вспоминая, что в самом начале не слишком трезвый Винсент вызвался проводить изрядно хмельного Гилберта в его спальню.
Всё с тем же гомерическим хохотом – Винсенту нравится видеть брата смеющимся, хотя градус этой радости его немного раздражает, – они спотыкаются о кровать, один придавливает к покрывалу другого, и снова слышится взрыв громкого смеха. Младший в изнеможении всхлипывает старшему на ухо, старший, не в силах больше смеяться, рвано дышит ему в плечо винными парами.
Младшему хорошо. Тепло. Несмотря на полное осознание того, что за это стоит благодарить Бахуса, он почти счастлив. Потому что тепло.
Тепло Гилберта. Такое родное. Любимое. Любимое.
В порыве нежнейших чувств Винсент прижимается губами к щеке брата, тот перестает безмолвно ржать, отворачивает голову. Винсент смеется.
– Винс, отстань, – язык у брата заплетается. Винсент вспоминает, что хотел помочь ему отойти ко сну.
– Я помогу тебе раздеться.
И любовно расстегивает пуговицы на сюртуке, садится сам, подает брату руку в приглашении сесть, помогает вывернуться из рукавов. Развязывает шейный платок, с трепетом принимается за рубашку. Гилберт не двигается.
Пуговица за пуговицей, чарующе медленно.
– Ляг, Гилберт, – шепчет, сверкает рубиновым глазом, легко прикасается пальцами к его груди и толкает назад. Гилберт не сопротивляется, но смотрит на него неотрывно.
Винсент уже хочет приняться за пуговицы на брюках, но на оголенной груди видит нечто – и приходит в ярость.
«Оз Безариус, маленькая дрянь!»
– Маленькая дрянь, – шипит Винсент, касаясь губами шрама. – Ненавижу, ненавижу его… Больно? Больно было? Тебе всё еще больно, братец?..
Зацеловывает, зализывает грубый рубец, словно надеясь заставить исчезнуть и его, и воспоминания обстоятельствах, при которых он появился.
– Винс, прекрати. Давно не больно… Не там, – последнее слово произносится одними губами.
Не там.
Но Винсент внимательно слушает, слышит, и это распаляет его ярость.
«Мой дорогой братец всё еще страдает из-за этого маленького паршивца?!»
Ярость превращается в собственничество, в почти болезненное желание обладать.
Руки откровенно шарят по чужому телу, кровь тяжело стучит в висках и в паху. Винсент стягивает с брата туфли, расстегивает брюки и стаскивает их вниз. Ему уже не тепло – жарко; в голове пульсирует: «Мой, мой, мой, мой, мой Гилберт».
Он снова возвращается к лицу Гилберта и целует – не так целомудренно, как вначале, а глубоко и страстно, как любовника, – а ощущение того, что брат – боги! – отвечает ему, совсем лишает возможности адекватно мыслить.
– Мой, мой, мой Гил… Только мой Гил… Мой любимый… старший братец…
Руки оглаживают тело старшего брата – плечи, кисти рук, бока, – губы целуют шею, грудь, зубами слегка покусывая соски, не встречая сопротивления.
Но когда Винсент передвигается ниже, дотрагивается до бедер, скользит пальцами по их внутренней стороне, раздвигая…
Тогда Гилберт приходит в себя:
– Нет.
* * *
Торжественные приемы в доме Найтрей – не такая уж частая вещь, поэтому скопление людей и суета в поместье немного выводят из себя. И необходимость находиться в зале и приветливо улыбаться.
Как бы то ни выглядело со стороны, Винсент ненавидит это едва ли не больше, чем его брат. Кстати, о брате.
Благодаря ему прием становится всего лишь раздражающим фоном, с которым можно и смириться. Ведь надо присматривать за Гилбертом.
Семнадцатилетний братец краснеет, бледнеет и всеми силами пытается сделаться незаметным для преследующей его стайки барышень разных возрастов и комплекций. Со стороны такое поведение вполне походит на надменную холодность, как ни странно. Несколько раз Гилберт подзывает слугу, разносящего вино, и почти залпом, от волнения не считаясь с этикетом, выпивает. Не сказать, чтобы Винсент был трезвенником и в этот раз не пил, но, зная, как мало нужно старшему брату, чтобы напиться до расфокусированного взгляда…
В общем, когда Гилберт допивает четвертый бокал, Винсент подплывает к нему, обворожительно улыбаясь окружающим его леди:
– Прошу прощения, милые дамы, я вынужден украсть у вас Гилберта.
И, цепко схватив за локоть, движется к выходу.
Как только они оказываются в темноте коридора, брат вцепляется ему в плечи, подрагивая от пережитого “ужаса”.
– С-спасибо, Винс… Я их боюсь, а они меня преследуют! – плаксиво и очень по-детски жалуется Гилберт.
– Ты же боишься кошек, братец? – Винсент воздевает очи горе, но ласково запускает пальцы в непослушные черные волосы брата, развязывая ленту, удерживающую их. – А женщины – те же кошки, только не в пример глупее… И постарайся в следующий раз так не напиваться.
– Я не пьян! – взвивается Гилберт.
– Конечно, мой любимый старший братец, – промурлыкивает Винсент и за тот же локоть тащит его за собой. – Я помогу тебе дойти до комнаты.
-
-
13.08.2011 в 18:47Мне кажется, в начале второго предложения нужно поставить "как". Иначе можно лишь слегка догадываться о взаимосвязи первого со вторым.
И да, самое главное - времена. Вы совершенно их не сохраняете. Определитесь, в прошедшем времени или в настоящем вы пишете. Это очень важно!
А в целом мило и достаточно невинно.
-
-
14.08.2011 в 14:45-
-
14.08.2011 в 17:04-
-
29.08.2011 в 05:55